Журнал СПОРТСМЕН-ПОДВОДНИК №38 1974 г.
НАХОДКИ НА ЗАТОНУВШЕМ ЭСМИНЦЕ „ФРУНЗЕ"
А. КОРЧАГИН
...Поздно ночью море стало успокаиваться. Напористый норд-ост ослабел, и тяжелые тучи, сверкая грозовыми сполохами, уходили на юго-запад. В просветах появились яркие августовские звезды. Экспедиционный водолазный бот «Дельфин» стоял на якоре в двух милях от пустынного берега Тендровской косы. За бортом, в черной ночной воде, играла кефаль. Морская вода фосфоресцировала, и стремительные движения сотен рыбьих тел прочерчивали все пространство вокруг холодными зелено-голубыми молниями.
Мне выпало стоять предутреннюю вахту. Но спать не хотелось. Не спалось и другим участникам экспедиции. Да это и понятно: в каких-то десяти метрах под днищем «Дельфина» лежали останки эскадренного миноносца «Фрунзе». Для большинства членов экспедиции завтра утром состоится первое знакомство под водой с погибшим эсминцем, а некоторые из нас побывают на «Фрунзе» вторично.
Ни для кого не секрет, что подготовить подводную экспедицию — большой труд, особенно если она связана с работой на затонувшем судне. Но теперь это было нам под силу, потому что мы уже имели немалый опыт в работах подобного рода. И самое главное — у нас был свой клуб, который мы сами создали и который теперь твердо стоял на ногах. Это самодеятельный спортивно-технический клуб подводного спорта «Садко» организации ДОСААФ Николаевского морского порта.
Эсминец «Фрунзе» обследовали аквалангисты Киева, Николаева, Одессы. И не потому, что уже само по себе обследование затонувшего корабля представляет огромный интерес. «Фрунзе» заслуживает большего... 21 сентября 1941 года у Тендровской косы он принял неравный бой с фашистской авиацией. Его героический экипаж сражался до последней возможности. «Фрунзе» погиб, но не сдался.
Сейф комиссара
...Полукруглая корма темной громадой возвышалась над песчаным бархатистым дном. Винтов не видно — они засели глубоко в грунте. Едва заметны следы кормовой надписи и контуры пятиконечной звезды. Немного выше, на палубе, свернутое набок 102-миллиметровое орудие, громадные кнехты, сдвинутая крышка круглого люка. Через четыре или пять метров палуба круто обрывается вниз. Там невероятный хаос из ржавого искореженного железа. Настоящие металлические джунгли. И все это покрыто толстым слоем ракушек и бурыми низкорослыми водорослями. Время и морская вода довершили разрушения. Видимо, ржавчина одолела прочность металла, и корпус во многих местах развалился на стороны, подобно раскрытым створкам раковины. Бездонными кажутся громадные темные провалы в палубе. Видны холодные, мертвые котлы и машины корабля. Унылый пейзаж оживляли только крупные, непуганые бычки и неторопливые, уверенные в себе крабы. Было их здесь великое множество.
Тот, кто хоть раз побывал на затонувшем судне, обязательно испытал непередаваемое чувство волнения и какой-то щемящей тоски.
Руководитель нашей экспедиции Анатолий Копыченко медленно и осторожно плыл среди обломков «Фрунзе». Заглядывал в каждую подозрительную щель, иногда проплывал под сохранившимися сводами палубы. Сейчас нужны напряженная внимательность и крайняя осторожность. Все предметы здесь потеряли привычные очертания. Очень легко не распознать и пропустить что-нибудь ценное. Часто попадаются стреляные гильзы и целые неиспользованные снаряды. Боезапаса среди обломков сохранилось много. Повсюду торчат острые, как бритва, листы металла. Такими их сделала коррозия. Многие тяжелые узлы арматуры чуть держатся, готовые в любую минуту рухнуть. Об этом ни на секунду нельзя забывать.
Видимость под водой невелика — всего метра три — четыре. Ориентироваться нелегко. Стоит отклониться немного в сторону — и бесформенные глыбы металла растворяются в зеленоватом тумане. Корабль разрушен до основания и трудно воображению соединить весь этот хаос в единое целое. Но сделать это необходимо, чтобы не искать впустую, надеясь на счастливую случайность.
Часть полубака «Фрунзе» словно отрублена от остального корпуса и лежит на боку. Носовой кубрик и офицерские каюты разворочены и завалены упавшими обломками. Из якорных клюзов свесились звенья массивной цепи, и тут же, присыпанные песком, лежат огромные тяжелые якоря.
Анатолий осматривал развалины матросского кубрика со стороны левого борта. Неожиданно его внимание привлек выступающий из ила угол какого-то металлического ящика. Сверху он был загроможден изогнутыми трубами и касками железа. От волнения чаще застучало сердце. Руками стал разгребать ил и вдруг обнаружил в стенке ящика отверстие. Не без труда рука протиснулась внутрь и почти сразу же пальцы ощутили твердый предмет треугольной формы...
А в это время его с нетерпением ожидали на «Дельфине». Пузыри воздуха уже давно вспенивали воду на одном и том же месте. Второй день подводных поисков пока еще не принес ничего интересного. Ходили невеселые. Потому сейчас с затаенной надеждой ожидали выхода Анатолия. И вот из-под воды показались его желтый шлем и маска. Он протянул нам руку, в которой держал черный ремень с подвешенными на нем пистолетной кобурой и патронташем.
В одно мгновение от плохого настроения не осталось и следа. Сразу показались несущественными и изматывающая качка, и холодная вода. Сейчас все были готовы ринуться в полумрак корабельных лабиринтов с одной лишь целью: искать!
Восемь членов экспедиции с замиранием сердца следили, как колдуют над находкой Анатолий и механик «Дельфина» Николай Николенко. А те осторожно вскрыли кожаную кобуру, и все увидели изъеденный коррозией револьвер системы «наган». Ящик, из которого Анатолий извлек оружие офицера, мог быть сейфом.
Поднимать сейф пошли втроем: Анатолий, Николай и я. Он засел глубоко в песке, перемешанном с ракушками и илом. Доступ к нему преградили обломки. Пришлось их выворачивать и оттаскивать в сторону. Поднялись тучи черного ила. Стали работать на ощупь. Наконец с помощью лома сейф удалось выворотить. Его надежно увязали канатом. Привязали его конец к резиновой перчатке, надули ее воздухом. Подобно воздушному шару, она взмыла вверх, таща за собой канат...
И вот сейф на палубе. С шершавых стенок стекает черная от ила вода. Склепан он из прочной 5-миллиметровой стали. Перекошенная дверца снялась легко. Нижнее отделение сейфа полностью забито почерневшими бумагами, верхнее, где лежал револьвер, более свободно. Ил тщательно смыли чистой водой и поставили сейф на просушку. Бумаги, пролежавшие десятки лет в воде, представляют собой студенистую массу, способную утечь между пальцами. Трогать их сейчас нельзя.
Не стоит, пожалуй, говорить, каким нетерпением мы все были полны. Что там за документы? Что нового они нам расскажут. Но что поделаешь, нужно ждать...
Содержание сейфа извлекли только в Николаеве. С особым волнением берешь в руки эти реликвии. Чернила расплылись и выцвели, но многое можно свободно читать. Вот экземпляры газеты «Красный черноморец» за 19 мая 1940 года. Волнующие заголовки говорили сами за себя. В Европе бушевала вторая мировая война. Вот экземпляр «Красного черноморца» за 21 мая того же сорокового года с большой статьей, посвященной 55-летию со дня рождения Якова Михайловича Свердлова.
Самые ценные документы из сейфа, к несчастью, пострадали больше всего. Это протоколы партийных собраний и бланки для вступающего в партию. С трудом удается прочесть только отдельные фразы. Нет сомнения, что сейф принадлежал политработнику. Политработником же, точнее, комиссаром «Фрунзе», был Дмитрий Степанович Золкин.
После телевизионного рассказа о находках на «Фрунзе» в числе многих других писем мы получили и письмо от семьи комиссара Золкина. В г. Серпухове живет его жена Анна Васильевна, а в Москве — две дочери — Людмила и Тамара. В письме они рассказали о Дмитрии Степановиче, выслали некоторые документы и фотографии.
Вскоре после экспедиции мы вновь связались с семьей Золкина. Людмила Дмитриевна выслала единственное сохранившееся письмо отца, написанное незадолго до гибели. С его помощью удалось установить, что сейф, найденный на «Фрунзе», действительно принадлежал комиссару корабля Дмитрию Степановичу Золкину.
Находки в корабельной баталерке
Удача с сейфом удесятерила энтузиазм. Количество находок стало быстро расти. И почти все они были сделаны Анатолием Копыченко. В экспедиции шутили: «У «кэпа» чутье на ценные находки!» Сам же он объяснял это иначе: «Чутье здесь не при чем. Нужно повнимательнее смотреть!» Анатолию помогала его бывшая профессия. Не один год он строил корабли, ходил в плавания. Он досконально знал их устройство и потому легко ориентировался в лабиринтах затонувшего судна. Если добавить сюда его дотошную внимательность к самым незначительным деталям, станет понятно, почему ему так везло.
В тот день Анатолий, как всегда, задержался под водой несколько дольше других, а когда возвращался, мы заметили по частым выдохам, что тянет он что-то тяжелое. Помогли подняться на трап и вытащить на палубу его ношу. Это был резиновый противоипритный костюм и кислородный аппарат. Анатолий извлек все это через пролом в переборке, в районе все той же носовой части.
...Мне предстояло продолжить поиск в новом месте. Белый капроновый канат уходил наклонно вниз. Видимость вполне удовлетворительная, если не считать массы взвешенных частиц и сотен полупрозрачных медузьих тел. У самого дна стала донимать холодная, словно ключевая вода. Стыли оголенные кисти рук. Невольно хочется делать более энергичные движения, но этого-то как раз и нельзя себе позволить — сразу поднимается муть. Пробравшись между беспорядочно торчащими обломками, осторожно подплыл к черной зияющей дыре в переборке. Когда глаза привыкли к полумраку, разглядел не очень большое помещение, на две трети заполненное черным липким илом. В глубине видна часть длинного железного ящика, к нему сверху придавлена листом обшивки большая бобина киноленты. Извлечь ее оттуда оказалось делом нелегким. Повозиться пришлось немало, но, в конце концов, пленку вместе с остатками жестяной коробки удалось вытащить.
Баллоны за спиной не позволяли пролезть в отверстие, и пришлось работать, насколько позволяла длина рук. Чтобы не порезаться, я надел кожаную перчатку и запустил руку в ил по самое плечо. Пальцы сразу же нащупали что-то похожее на ремень. Потянул — и вытащил целый кислородный аппарат, потом еще и еще... Их здесь было много. Вот под рукой что-то эластичное и скользкое. Это «что-то» никак не хотело поддаваться. Пришлось упереться ногами в переборку и напрячь все силы. Когда ил рассеялся, я увидел, что вытащил объемистый резиновый мешок, из которого вывалилась пара резиновых сапог и свернутый противоипритный костюм. Мешок был доверху набит этим добром...
Резина в воде сохраняется прекрасно. Сапоги были совершенно как новые. На ребристом нехоженом протекторе подошвы клеймо ленинградской фабрики «Богатырь» и год выпуска — 1937. Немало удивило нас и еще одно обстоятельство. Легированная сталь кислородных баллонов почти не подверглась коррозии и держала давление в 200 атмосфер! По крайней мере, на этой цифре остановилась стрелка манометра, когда мы открыли вентили. Все эти механизмы работали, хотя они три десятка лет пролежали в морской воде.
Глубинные смены
Боевая рубка «Фрунзе» лежала на правом боку, на треть зарывшись в песок. Кроме узких иллюминаторов, никакого входа внутрь не было. Видно, дверь находилась глубоко в грунте. Осматривая рубку, кто-то заметил на наклонной поверхности ходового мостика рулевую колонку. Рулевое колесо отсутствовало. Сохранились только полусгнившие остатки деревянных спиц. Рулевую тумбу оторвало от палубы, но она прочно держалась на толстом бронзовом валу привода руля.
Эту ценную реликвию решили, во что бы то ни стало, снять. Теперь пространство вокруг рубки напоминало настоящую рабочую площадку. На песке лежали лопаты, ломы, кувалда, топор, ножовка. От «Дельфина» к «Фрунзе» протянулись капроновые канаты. Работали парами по очереди. С воздухом стало туго. Наш компрессор забарахлил. Электрик-механик Анатолий Устинов не отходил от капризного агрегата ни на минуту, и только благодаря ему мы имели возможность продолжать работу.
Сначала 30 миллиметровый вал пилили ножовкой, но скоро единственное полотно вышло из строя. И тогда принялись за кувалду и топор. Работа была изнурительной. Несколько раз любопытства ради к работающим людям вплотную подплывали огромные скаты-хвостоколы, что немало беспокоило подводных молотобойцев. Да и понятно — удар ядовитого хвоста метрового «морского кота» может причинить большие неприятности. Поэтому Слава Головенко и Наум Фукс на всякий случай приготовили длинный острый гарпун.
После упорных трудов тяжелую бронзовую тумбу удалось отделить от палубы и поднять на поверхность. На борту «Дельфина» ее почистили, и металл заблестел на солнце.
Еще сейф!
Его отыскал Анатолий Копыченко. Случилось это через 18 дней после окончания экспедиции, когда на «Фрунзе» пришли всего на три — четыре дня, используя выходные и отгулы. Шел сентябрь, но погода выдалась на славу. Днем над морем стояло летнее тепло и почти не было надоедливых ветров.
Ветеран клуба «Садко» Владимир Шкуратовский и Анатолий Копыченко вели поиск в районе офицерских кают. Эта часть корабля уже настолько обхожена, что все кажется знакомым и привычным. Но это чувство обманчиво. Надо смотреть и смотреть. Заглянув под огромный лист корпусной стали, Анатолий обнаружил второй сейф. Опять закипела работа. Валерий Аполлонов и Николай Дмитриев вместе со Шкуратовским и Копыченко с помощью рычагов и подпорок с невероятными усилиями подняли тяжелый лист. Застропить ящик было делом нескольких минут. И вот новый сейф на палубе «Дельфина». По размерам он несколько меньше первого. Две полки внутри забиты тугими пачками бумаг. Сохранились они относительно неплохо. Очень многие документы свободно можно читать. Все содержимое сейфа аккуратно извлекли и разложили на солнце для просушки. На этот раз сохранность бумаг позволила это сделать сразу.
Кроме документов, в сейфе оказалась крупная сумма советских денег 1938 года выпуска. Все мелкие и твердые вещи из сейфа, облепленные липким илом до неузнаваемости, мыли, как моют золото. И, на диво, действительно намыли. Желтыми лучами сверкнул на солнце продолговатый кирпичик золотых швейцарских часов на браслете. Металл браслета — не золото, но, судя по его сохранности, принадлежит к числу стойких сплавов. Кроме часов, были отмыты хронометр, несколько бухгалтерских штампов, горсть металлических монет.
Но самое ценное в сейфе, разумеется, документы. А было их много. Здесь ведомости на выдачу денег, где перечислены фамилии всего личного состава «Фрунзе», командировочные удостоверения, воинские проездные литеры. А вот отрывные талоны на перевозку багажа и других воинских грузов по железной дороге с гербовой печатью эсминца. По документам можно проследить все перемещения и изменения в личном составе корабля. Почти все они подписаны командиром и комиссаром «Фрунзе», и всюду фамилии, фамилии... Многие из них звучат знакомо. Они известны из рассказов оставшихся в живых «фрунзенцев» и давно стали нам близкими.
Впоследствии, после тщательной отборки и укомплектации все ценные документы из сейфов были переданы в Центральный военно-морской архив в Гатчине. Фотокопии же остались в клубном архиве. Ценные вещественные реликвии стали экспонатами музеев в Севастополе и Николаеве.
«Тяжеловесные» реликвии
Прочно укрепленный на якорях плашкоут «Краб» стоял прямо над кормой «Фрунзе». Заурчал привод механической лебедки, трос натянулся, зазвенел как струна, и вот из воды показалось пушечное жерло... Незаменим в таких делах наш трудяга «Краб». «Краб» — это обладающий большой плавучестью понтон, снабженный грейфером и мощной грузовой лебедкой. Ковшом грейфера емкостью в полкубометра можно легко копать грунт, а лебедкой — поднимать грузы до семи тонн. К «Крабу» все относятся с уважением и даже любовью. Да это и не диво, потому что создали его собственными руками.
...Ствол одной из кормовых пушек главного калибра сорвало с тумбы-лафета, и он вертикально застрял в грунте у самого борта. Эту пушку решили поднять и установить на Тендре как памятник погибшим морякам «Фрунзе». Орудийная тумба была прикреплена к палубе шестнадцатью шпильками диаметром 24 миллиметра. Покрытые тридцатилетней коррозией гайки закипели намертво. Окисные наросты тщательно сбивали топором, а потом с помощью ключа и кувалды по миллиметру откручивали гайки. Работа была медленной и крайне утомительной. Наконец — можно поднимать.
Ствол 102-миллиметровой пушки длиною 6,2 метра весит шесть тонн. Грузовая лебедка «Краба» уверенно выдержала это испытание, но при попытке положить ствол на собственную палубу возник критический крен на один борт. Стало ясно, что таким способом доставить наш груз на берег не удастся. Но не бросать же снова на дно с таким трудом добытую реликвию.
Решили транспортировать ствол в Очаков подвешенным прямо под днищем плашкоута. Другого выхода не было.
«Искатель» буксировал «Краб» лагом — борт к борту. Предстояло пройти 40 миль. Ночью море разволновалось. Висящий под водой орудийный ствол стал раскачиваться подобно маятнику и настойчиво бить в днище «Искателя». Это грозило большими неприятностями...
Сыграли тревогу. Михаил Коновалов, председатель нашего клуба, надевает акваланг и уходит в холодную и неспокойную ночную воду. На ощупь, в полной темноте, он надежно закрепил эту тяжеловесную реликвию. Опасность миновала. Утром пушку благополучно выгрузили в очаковском порту. Теперь она является самым крупным экспонатом здешнего исторического музея.
Крепкие узы связывают клуб «Садко» с музеем Краснознаменного Черноморского флота в Севастополе. Летом 1973 года клуб получил официальное письмо, в котором музей просил произвести обследование и подъем реликвий с судов, погибших в годы Великой Отечественной войны в районе Тендры и Каркинитского залива (канлодка «Красная Армения», мониторы «Ударный» и «Колхозник», тральщик «Тайфун», эсминец «Фрунзе») с последующей их передачей музею КЧФ для экспонирования.
Вот поэтому после демонтажа пушек на «Колхознике» и «Ударном» суда клубной флотилии «Искатель» и «Дельфин» снова (в который уж раз!) бросили якоря над «Фрунзе». Рядом и вспомогательные средства — плашкоут «Краб» и грузовой понтон «Диоген».
На море штормит, но здесь, на глубине, спокойно и тихо. Волны остались где-то над головой. О них можно судить только по переменному натяжению ходового конца, идущего от «Искателя» к последней кормовой пушке главного калибра. Длинный ее ствол, обросший бородами водорослей, немо простерся над палубой. Снова откручиваем неподдающиеся гайки, выбиваем цапфы, удерживающие ствол на тумбе-лафете.
Жестокий шторм прервал работу. Суда нашей флотилии разбросало по морю, но они с честью выдержали испытание. Когда море успокоилось, снова вернулись на место. Для строповки пушки под воду уходят медик экспедиции Люба Турута, Паша Реттер и Владимир Титов. Володя Титов вместе со своими товарищами Валентином Сусляевым — гости клуба «Садко». Оба они из клуба аквалангистов «Скат» Томского государственного университета.
Поднимать эту пушку было особенно трудно, но все обошлось благополучно. Сейчас все орудия, снятые в последней экспедиции, временно установлены на территории Николаевского морского клуба ДОСААФ.